Александр Гаврилюк: «Я прошу вас песню сохранить!»

Музейный проект продолжается очерком об Александре Гаврилюке, мужественном патриоте, узнике польского концлагеря Береза-Картузская. 23 апреля было 110 лет со дня его рождения. Короткая, но кристально чистая жизнь этого неподкупного революционного борца изобиловала таким количеством сюжетов, что ему вовсе не надо было прибегать к вымыслу. Прочитаем страницы этой яркой и счастливой судьбы по книгам писателя «Береза» и «Песня из Березы».

«…Хочу я в ночи одинокой быть бойцом, и любимым, и сыном»

Когда в тихую апрельскую ночь накануне Пасхи 1911 года в семье Акима Павловича Гаврилюка родился сын, православные прихожанки церкви села Заболотье Бельского уезда бывшей Седлецкой губернии, ныне входящей в состав Польши, пророчили своему земляку счастье: «Щасливий той хлопець буде!» Сбылись ли их слова о счастье Александра Гаврилюка? Наверное, одаренный природой мужской красотой он был счастлив в любви к своей избраннице – односельчанке Анне Соболь, про которую говорил сестре Анастасии: «Без нее жизнь не имеет смысла». Он испытывал счастливые и радостные моменты отцовства. В поэме «Песня из Березы» поэт будет завещать пятилетнему сыну свою безграничную любовь к миру и надежду, что недопетую песню сын допоет. Он сам был любящим и любимым сыном. Сельский юноша, не имевший возможности получить полноценное образование, упорным трудом, чтением добыл те знания, которые позволили ему развить писательский талант и впоследствии стать классиком украинской советской литературы. Александр Гаврилюк был человеком с большим и любящим сердцем, который хотел счастья для всех. И поэтому уже пятнадцатилетним юношей он стал вожаком передовой прогрессивной молодежи Заболотья, а позже профессионально занимался революционной деятельностью: руководил местными подпольными организациями, выполнял поручения партийных комитетов Вильно и Варшавы, устраивал рабочие собрания, забастовки, политические демонст рации, писал едкие памфлеты, обличающие власти. И поэтому те немногие годы его короткой тридцатилетней жизни жалила колючая проволока лагерей и сковывали тюремные решетки. Поднадзорный, преследуемый Александр Гаврилюк не переставал бороться и находил счастье в служении идеалам свободного общества, в самопожертвовании ради будущего.

В «Песне из Березы» – этом прощании с жизнью – поэт думал не о себе. Он утешал свою мать, напоминая ей, что «материнская доля такая: не для матери сын – для народа». Жене, любимой, он говорил: «Знаю, с гневом в глазах твоих чистых ты осудишь меня, не жалея, …если честь уронить я посмею». Он думал о людях, когда заключал поэму: «Надо выдержать, выстоять надо, вы сильней, чем стихия, вы – люди!» И его личные страдания, глубокие размышления о смысле жизни приводили к одному выводу: «Пока другого счастья нет, как за счастье будущее умирать».

«Вот фрагмент березняцкой ограды: меж столбами колючка густая…»

К своим двадцати шести годам, уже пройдя тяжелую школу тюрем, конспирации, сурового подполья, Гаврилюк боролся не только революционным делом, но и пером. И, оказавшись в Березе-Картузской, считал своим долгом стать «летописцем судьбы «березняков», то есть людей из Березы. Но какой смысл вложил писатель в это слово! «Березняки» стали символом несломленной воли, мужества. Это можно понять только тогда, когда сам пройдешь через испытания березовским лагерем. В автобиографической повести «Береза» находим строки: «…Вот она Береза: маленькая станция среди снежных полей. Несколько жалких, оборванных извозчиков. Посреди ровного поля вырастают два огромных мрачных трехэтажных здания. Здесь, на пустыре, они поражают своими размерами. Они гнетут и местность, и душу. Здания обнесены высоким забором, но ограда кажется низенькой в сравнении с их высокими красными стенами. В этих стенах длиннющие ряды окон – какие однообразные длиннющие ряды окон!»

Сейчас окна зданий на территории Красных казарм зазывают березовчан и гостей города в Галерею искусств и библиотеку, Детско-юношеский спортивноэстетический центр и Центр ремесел, магазины и салоны красоты, которые «рисуют портрет» Березы как культурного и процветающего города. А чтобы мы смогли сердцем прочитать те трагические страницы из прошлого о мужестве и силе человеческого духа, нам оставлена на память правдивая книга «Береза» и пламенная повесть «Песня из Березы», которую литературоведы называют «шедевром революционной поэзии».

«Вот фрагмент березняцкой ограды: меж столбами колючка густая, /Прочно скручена, спутана цепко, злыми, ржавыми свита узлами, / В острых зубьях; натянута туго, путь в грядущее нам преграждая…»

Эти строки о кровавом лагере Береза-Картузская, обтянутом колючей проволокой в пять рядов и обнесенном рвом вокруг, написаны узником под номером 820, который ни на один миг не переставал быть поэтом без карандаша и бумаги. Он выполнял приказы полицейских и в эти же самые минуты искал необходимую рифму, чтобы закончить рождающуюся строку. Первые главы поэмы «Песня из Березы» заучил товарищ Александра Гаврилюка по заключению Яков Рапопорт, который, освободившись раньше, вынес их на волю и записал. Кроме того, в Березе были узники с исключительной способностью к запоминанию стихов. Сам писатель о своем литературном творчестве в Березе-Картузской писал следующее: «Сложенные мною стихи по мере их появления расходились среди заключенных. Это было опасно для автора, и поэтому его имени не называли». Но стихи украинского поэта Гаврилюка, безымянные, страстные, суровые и героические, расходились по лагерю, как и стихи другого певца трагедии Березы – еврейского поэта Шулима Жирмена, написанные на идише. Это был такой «березо-картузский фольклор» на польском, белорусском, еврейском, украинском языках, поддерживавший мужество заключенных.

«…Два ряда нумерованных, ровных – мы стояли, готовы к мученьям…»

Вновь прибывшего заключенного Гаврилюка поразила мертвая маска на лицах узников Березы. Безмолвные, отстраненные, с потухшими глазами: «Клейменные номерами арестанты равнодушно и тупо продолжают работать, даже не взглянув на новых товарищей. Это ужасно. Лицо без выражения, без мысли, без чувств. Нумерованные, бездушные тела. Так вот до чего доводит Береза?» Профессиональный революционер, четырнадцать раз сидевший до этого в разных тюрьмах, задумывается и не хочет верить в то, что в такие маски, в «тупые автоматы» могли превратиться «люди, товарищи, пылкие и страстные, гордые», какими они были до заключения в лагерь. Его сомнения развеет старый, опытный узник, который прошепчет нужные слова моральной поддержки и подскажет, как выдержать испытания, выстоять и пронести честь бойца незапятнанной. Ведь создатели Березы-Картузской – «фабрики истязаний» – придумали ее для того, чтобы издевательствами, надругательствами не просто замучить узника, а унизить, растоптать душу заключенного. Сюда привозили поляков и евреев, украинцев и белорусов, рабочих и крестьян, врачей, инженеров, писателей, музыкантов, художников, философов. И так велик был страх властей перед борющимся за свободу народом, что на каждого безоружного узника приходилось в Березе по два полицейских, своры дрессированных собак, дубинки и пулеметы, пытки голодом, холодом, жаждой.

«Тело стынет, избитое люто, на холодном бетоне …»

Любая строчка из написанного Гаврилюком выражает то, что он пережил и чувствовал сам. «Считай, писатель. Считай все удары, чтобы, если выйдешь живым, засвидетельствовать, какие «нормы» получали люди в Березе». Итогом нескольких дней пребывания Александра Гаврилюка в лагере были распухшее от побоев тело, отмороженные руки и уши, глухота на одно ухо и невыразимая тоска от чудовищно неожиданного открытия – «что это двуногое существо с карабином и дубинкой, идущее рядом, вообще не человек в обычном понимании; с нами шел нечеловеческий человек с резиновой дубинкой». Этот человек-палач принуждал делать разные «упражнения»: заползать под нары, ходить «утиным шагом», часами приседать и вставать или стоять лицом к стене, нарочно придумывал бессмысленные работы, например, копать и снова засыпать ямы, переносить с места на место мешки с картошкой. Вся работа выполнялась бегом. Самым изощренным истязанием палачей Березы, начиная с 1938 года, было принуждение заключенных ползать на голых коленях по дороге, вымощенной мелкими обломками кирпича, которая становилась красно-кровавой. Заключенный Гаврилюк с товарищами тяжело работал в бетонном цехе, где изготавливались знаменитые пятидесятикилограммовые березовские «костки» (плиты), на которых узники выбивали год, месяц и число, когда они сделаны, и свою фамилию. Такую «костку» – свидетельницу трагедии Березы польского времени – можно сегодня увидеть в качестве экспоната в музейной экспозиции.

Силой своего литературного таланта и кровью сердца узник Гаврилюк описал все «хождения по мукам» каждого «березняка» и психологические портреты тех, кто делал жизнь заключенных невыносимой. Поразительно, но среди них тоже были интеллигенты. Например, писатель и поэт, куратор деятельности лагеря в Березе-Картузской, печально известный полесский воевода Вацлав Костек-Бернацкий (Костек-Вешатель) с откровенно садистскими наклонностями и в подробностях вникавший во все тонкости жизни лагеря. Или безымянный врач, осуществлявший так называемый «врачебный осмотр»: «…в Березе был врач, который устанавливал, не умрет ли заключенный от «березовского устава». С темно-фиолетовыми от синяков голыми телами мы по очереди проходили перед этим еще одним палачом. Странной психологической загадкой был этот врач-человек с университетским дипломом, спокойно осевший на службе в Березе. Еще вчера здоровые, а сегодня с отбитыми почками, разбитыми лицами, искалеченными костями проходили перед ним врачи, математики, рабочие, интеллигенты, и он-то лучше, чем идиоты полицейские, должен был понимать, какое презрение вызывает к себе».

Несломленный Александр Гаврилюк, участвовал в непримиримой, смертельной борьбе узников и тюремщиков. Нечеловечес кими усилиями заставлял себя оставаться спокойным перед палачами. И это было проявлением величайшего презрения к врагу. Даже в карцере, «каменном мешке в погребе, гробе без единого лучика света», когда неподвижно простертое на холодном бетоне тело застывало, но сердце еще билось, поэт говорил:

Как бы не было худо,

Начеку мое сердце недаром.

Обещаю: я есть и я буду

До последнего твоего удара!

«Мир прекрасен в борьбе и дерзанье»

Александру Гаврилюку пришлось дважды заглянуть смерти в глаза под штыками озверелых полицейских. Первый раз коммуниста-писателя как «опасного для общественного спокойствия» заключили в конц лагерь Береза-Картузская 21 января 1937 года. Тюремщикам не удалось уничтожить поэта. Прогрессивные литераторы Польши В. Василевская, А. Струг, В. Броневский и другие требовали освобождения Гаврилюка. Власти вынуждены были выпустить из застенков своего узника. Писатель так описывает это: «Ранним утром, когда еще вся Береза спала, нас безмолвно вывели из здания, и полицейский на велосипеде поехал провожать нас к станции. Мы шли среди зеленых полей, шли через плотину. Придорожные рвы были расцвечены молодой зеленью трав и первыми цветами незабудками. В росистой роще птицы щебетаньем встречали рассвет». Несмотря на внутреннюю опустошенность, ему хотелось этот праздник весны, освобождения чувствовать сердцем. Но в 1939 году Гаврилюк снова был заключен в березовский лагерь. Освобождение принесла Красная армия, 17 сентября 1939 года началась новая история Западной Белоруссии и Западной Украины.

Книга «Береза» Александра Гаврилюка заканчивается строками: «…Перед нами, опережая нас, мчалась весть о падении Березы. Беларусь знает, что такое Береза. Целая страна жила под гнетом этой страшной тени. Принимаем подарки как заслуженное, и благодарим, и плачем. А села от радости уже шумят».

Став гражданином Советского Союза, Гаврилюк мог осуществить самые большие свои мечты, но 22 июня 1941 года осколки одной из первых фашистских бомб, сброшенных на любимую поэтом львовскую землю, оборвали жизнь его самого, жены и старшего товарища и друга Степана Тудора.

Пламенная поэзия украинского поэта переведена на русский язык известными мастерами слова, советскими поэтами Михаилом Матусовским, Львом Озеровым, Яковом Хелемским. «Песню из Березы» на белорусском мы читаем в переводе нашей землячки – поэтессы Нины Матяш. В качестве экспоната этот литературный памятник лагерного художественного наследия представлен в экспозиции нашего музея. О яркой и дерзновенной жизни Александра Гаврилюка, одного из той «стаи крылатых, кто летел в мир на крыльях, растущих из сердца», могут рассказать другие материалы из музейного фонда: книги писателя, газетные публикации и литературоведческие статьи 50 – 80-х годов, воспоминания родителей писателя и его односельчан, фотографии.

Алла ДРАГАН, сотрудник Березовского историкокраеведческого музея