Настоящим апофеозом, кульминацией политики национального угнетения жителей Западной Беларуси и Западной Украины явилось создание концентрационного лагеря в Березе-Картузской, действовавшего в 1934–1939 годах. Название конц лагеря быстро стало именем нарицательным, а мрачная слава о творимых в нем жестокостях надолго пережила время его существования.
Через концлагерь прошли, по разным оценкам, от 3 до 10 ты сяч человек, среди которых были белорусы, украинцы, русские, евреи, немцы и поляки. Почти все эти люди оказались в концлагере без какого-либо суда и следствия. Для того, чтобы отправить человека в это страшное место, достаточно было всего лишь запроса административных органов или полиции на местах. Номинальный срок заключения составлял три месяца, но по желанию местных властей и администрации концлагеря его можно было продлевать на годы.
По прибытии в лагерь заключенные подвергались многочасовому избиению со стороны охраны, затем систематические избиения сопровождали буквально каждый момент жизни арестантов. Широко практиковались пытки голодом, холодом, лишением сна: заключенных будили ночью каждые полчаса, заставляли бегать, прыгать, ползать. И снова позволяли забыться в тяжкой полудреме на 30 минут.
Узникам практически не оказывалась медицинская помощь: обращение к врачу почти всегда считалось обманом, попыткой симуляции со стороны заключенного и сопровождалось еще более жестокими побоями. Тяжелобольных людей администрация лагеря отправляла умирать в тюремную больницу Кобрина. Поэтому статистика концлагеря не изобиловала сообщениями о смертях узников.
Копия протокола обыска заключенных, размещенная в сборнике воспоминаний и документов о концлагере «Они не стали на колени»:
Особо изощренно было обставлено отправление естественных надобностей в лагере. На это отводилось предельно мало времени. Все нужно было успеть сделать, пока надзиратель считал до четырех. Нередки были случаи, когда несправившихся сталкивали прямо в выгребные ямы. В качестве одной из форм работ стала заправка компоста из тех же выгребных ям. Узников заставляли делать это вручную, после им запрещали умываться, в таком виде их отправляли принимать еду. Полицейские все это сопровождали издевательскими комментариями.
Заключенных также использовали в качестве бесплатной рабочей силы на вырубке лесов, для ремонта и прокладки дорог. Часто физическая работа имела характер психологической пытки: арестантов заставляли выкапывать и тут же закапывать глубокие траншеи, их впрягали в бороны и принуждали именно таким образом обрабатывать землю. По воскресеньям и некоторым другим праздничным дням узников вместо работ заставляли в течение долгих часов стоять лицом к стене в тюремных бараках, запрещая даже разговаривать между собой. Неудивительно, что некоторые заключенные, не имея больше возможности терпеть постоянное насилие, пытки и унижения, пытались покончить с собой. В этом контексте очень яркое представление о сущности лагеря и моральных качествах работавших там надзирателей дает фраза второго коменданта лагеря Юзефа Камали-Курганского: «Чем больше их здесь передохнет, тем лучше будет жить в моей Польше».
В целом весь режим лагеря, деятельность его администрации и охраны были максимально направлены на то, чтобы раздавить в попавших туда людях (в том числе и наших земляках) волю к любым формам сопротивления польским властям, уничтожить национальное самосознание и собственную культурную идентичность, превратив фактически в бесправных рабов. Но сделать это не удалось: даже в лагере белорусы, украинцы и другие создавали свои подпольные организации, распространяли листовки и литературу для повышения политической грамотности других заключенных, заботились о самых слабых и больных. Полякам не удалось сломить волю и дух народа, а 17 сентября 1939, когда стало понятно, что польское государство пало под ударами войск гитлеровской Германии и советские войска отправились в свой освободительный поход, охрана лагеря разбежалась и тысячи узников (среди них было и множество тех, кто был незаконно арестован и отправлен в лагерь в сентябре) увидели долгожданную свободу. Эта тяжелая глава белорусской истории была закрыта.
Тем не менее приходится констатировать следующее: годы независимости, возможность жить в суверенном государстве и самостоятельно, без принуждения и внешнего воздействия определять свою судьбу, строить собственное будущее с течением времени стали восприниматься многими как нечто обыденное, само собой разумеющееся, доставшееся легко и без усилий. За заботами обычной жизни, постоянно меняющейся реальностью современного мира, огромным объемом новостей, трендов и инфоповодов, а главное, привычкой жить в независимой Республике Беларусь вся важность и ценность исторических событий 17 сентября и осени 1939 года, все тяготы, лишения и трагедии, предшествовавшие им, к сожалению, несколько потускнели в народной памяти. Только этим можно объяснить участившиеся за последние годы случаи исторического ревизионизма, искажения фактов в угоду идеологическим нарративам других государств, преуменьшения значимости воссоединения Беларуси, акцентирования внимания на будто бы «неоднозначном» и «противоречивом» характере событий осени 1939 года и попытки закрепить именно такое их восприятие в общественном сознании.
И поэтому действительно не зря, что в последнее время мы вновь вынужденно перечитали некоторые страницы своей истории, переосмыслили их, осознали подлинный смысл и ценность таких понятий и идей, как единство, территориальная целостность и независимость. Новый государственный праздник – День народного единства – призван закрепить это вновь пришедшее осознание значимости тех идей и идеалов, к которым стремились многие поколения белорусов. 17 сентября – памятная дата, призывающая нас ценить то, что было достигнуто с таким трудом и что мы имеем в настоящем, а также извлекать правильные уроки из прошлого.
Андрей КУХАРЕВИЧ, научный сотрудник Березовского историко-краеведческого музея
Подписывайтесь на нас в Telegram!